Глеб ЛИСИЧКИН,
rockmusic.ru, 13.01.2004
оригинал лежит здесь
Фото - Светлана Беликова
Не
будет. Фактически сорок семь дней (а на самом-то деле дней сто, до середины
апреля) - и всё, можно безжалостно выкинуть оторванные листки календаря
и равнодушно отрывать каждую новую страничку, не замечая, какое наступило
число. А, может, и не было вовсе никакой зимы?
Менять старую кожу на новую совсем не больно, это даже доставляет некое
удовольствие - маленькими кусочками обдирать кожу с обветренных невостребованных
губ, подставлять солнцу шершавые цыпки на руках - здравствуй, новый мир,
обугленный холодной тишиной, ненужный даже тем, кто за тебя умер.
Зимы не будет. В это слабо верилось в ноябре, когда я повторял эти слова
как заклинания, завороженно наблюдая как глаза, только что покрывшиеся тонкой
корочкой льда, начинали дрожать, и холод отступал - тогда зимы действительно
не могло быть. Но где-то что-то проглядели: всё вокруг уже покрылось таким
плотным настом, что его можно только взорвать, оставив огромную, зияющую
пустотой воронку, которую нечем наполнить... Удивительная жизнь под настом
снега, при этом не впадая в спячку - значит, спячка будет потом, не зимой.
А сейчас засыпанные лавиной, раздавленные толщей снега, вряд ли мы сможем
по-другому. Невыспавшиеся и голодные, что у нас есть, кроме этой зимы?
Тебя он любит. Ну, или ему так только кажется, какая разница... Кто
скажет, что лучше или правильнее - лубяные домики или прозрачные ледяные
избушки? В любом случае, строить дом всегда интереснее, чем жить в нём.
Да и не для того строятся дома, чтобы в них жить, максимум - перезимовать,
а потом... Потому и нет его...
"АукцЫон", Владимир Волков и ансамбль старинной музыки "Opus Posth" под
управлением Татьяны Гринденко в Московской Филармонии. Можно долго рассуждать
о том, насколько удачным оказалось сочетание перселловской арии, рождественской
песни Преториуса, Вивальди и лёниного голоса, в чём был смысл этого обыгрывания
темы зимы в музыке четырёхсотлетней выдержки... "АукцЫон", не чуждый экспериментам
над своей музыкой, играет со скрипичным сикстетом, клавесином и органом
- это ли не чудо?
Да нет, не это. Ведь не имеет значения, сколько лет пролежала в сундуке
партитура, сколько струн на том или ином инструменте и почему зал заполнен
только наполовину.
Просто по лёнькиному лицу текут слёзы. Может быть, мне это только показалось
или это просто пот струился - не знаю. Вот только теперь нескоро я смогу
пойти на "АукцЫон". Только если с теми, у кого слова "зимы не будет" застревают
в ресницах снежинкой и заставляют часто моргать. А там уж и расплакаться
недолго...
Гаркуша, помолодевший лет на двадцать, сидит почти неподвижно, обнимая свой
новый саквояж, глядя сквозь зрителей так, как дети смотрят по телевизору
репортажи о взрывах в торговых центрах. Нечеловеческая красота разрушения,
стоны, сплетающиеся в ангельских хор. Гаркуша сидит, чтобы потом вспрыгнуть
и, избивая детский бубен, заставляя Татьяну Гринденко давиться смехом, прыгать
по сцене филармонии, как по горячим углям: "Всё вертится, а?"
Вертится. Что-то вертится вокруг нас, задувая в нас, перемалывает кости,
поднимает в воздух, прижимает к стулу и бьёт в спину. Что-то, чьё имя произносить
не след. Что-то, из-за чего нам грустно, что зимы не будет. И подснежники,
которые скоро всё-таки пробьют тот плотный наст снега, не заменят нам те
несуществующие цветы, которые мы сами сейчас душим в объятиях. Потому что
только они и имеют какое-то значение. Этой зимой. Которой не будет.