|
|
||
Алексей МУНИПОВ
izvestia.ru, 23.09.2003
оригинал лежит здесь
Авторский текст при перепечатке правке не подвергался
Леонид
Федоров (экс-"АукцЫон") записал очередной гениальный альбом. Говоря "гениальный",
я не сильно грешу против действительности: это простая констатация того,
что в лиловом конверте с изображением туземца с трубой помещена музыка,
отмеченная печатью какого-то иного, неведомого большинству мира. Устроена
она так: начинает усиленно работать федоровская акустическая гитара, которую
вполне можно было бы назвать "дворовой", и на нее медленно, но верно налипают
всякие звуковые ошметки: хоровые арии, радиомонологи, щелчки, старушечье
пение, куски классических симфоний, потустороннее сопрано, марокканские
трубы, капающая вода, треск проводки, писк часов Casio, потаенная электроника,
разговоры, крики... (Кое-что можно даже узнать: в конце "Старца" явственно
слышен голос Эминема (Эминема!), в "Лиловом дне" - гортанные вскрики Имы
Сумак, но это узнавание не важно и не нужно.) Песня превращается в вязкий
ком аудиотумана, в котором медленно движется тоскующий мужской голос, натыкаясь
на разные предметы и тоскуя еще больше. Записано так плотно, что невозможно
просунуть лезвие; продираясь сквозь этот кустарник шумов, звонков, картонных
ударов, голос Федорова обдирается почти до крови. Кажется, что на заднем
плане щелкают зубами какие-то томминокеры, пожирающие время и искажающие
пространство, оставляющие от мыслей и эмоций лишь обрывки, слоги, части
фраз: жил ли не жил, жаль ли не жаль, хух ли не хух нехух ли. Осколочные
тексты Дмитрия Озерова рассыпаются, крошатся, мелодии поминутно проваливаются
в совершеннейшую какофонию, как на записях вьетнамских уличных оркестров,
- но песни, песни остаются и продолжают звучать в душе слушателя долго после
того, как закончится альбом. При этом если предыдущий альбом, "Анабэна",
записывался внушительной толпой музыкантов ("Волков-трио", Сергей Старостин,
Леонид Сойбельман и еще добрая дюжина человек), то "Лиловый день" - это
частная антреприза одного Федорова, которому теперь, как Мамонову, совсем-совсем
никто не нужен: есть микрофон, компьютер, набор любимых пластинок - вот
и все, и этого достаточно. Кажется, что в одиночку невозможно записать такое:
слишком пронзительной и веской, почти нечеловеческой кажется эта пластинка.
И оттого, что где-то в Питере живет человек, которому это под силу, становится
немного страшно.
