Андрей СМИРНИЦКИЙ
«Эксперт» №
47(588), 17 декабря 2007 г.
оригинал лежит здесь
Леонид
Фёдоров ставит свой новый диск «Романсы»
в проигрыватель, гасит свет и выходит из комнаты. То ли потому, что
волнуется, то ли потому, что слышать эту музыку больше не может —
этой работе были посвящены несколько последних месяцев его жизни.
И тут же входит обратно — из колонок; надвигается и наваливается в
окружении мелодий, гудков, тресков, шумов, невнятного бормотания на
заднем плане. Звук настолько достоверный, что кажется, будто музыканты
залезли в черную коробку проигрывателя; слышишь, как намозоленный
палец трется о струну при смене аккорда. Перед нами продолжение персональной
одиссеи лидера группы «АукцЫон» по океану
ОБЭРИУ, пластинка песен на стихи Александра Введенского и его последователя
Алексея Хвостенко, записанная Фёдоровым вместе
с его постоянным компаньоном Владимиром Волковым из «Волковтрио».
29 декабря новый диск представят на концерте в Центральном доме художника.
«К поэзии у меня отношение в целом прохладное», — именно так выразился
Леонид в одном из своих давних интервью, посвященных выходу «Птицы»,
самого известного альбома его группы. При этом за последовавшие 14
лет сольной карьеры он успел спеть песни на стихи Хлебникова, Хвостенко,
Волохонского, Джойса и того же Введенского — ровно два года назад
вышел диск «Безондерс», где все композиции
были написаны на стихи знаменитого «чинаря». «Ну Ахматову, Гумилева
не споешь. Или Бродского. Все логично очень — вот идея, вот ее развитие.
Что тут петь? Кто-нибудь из них мог бы написать “мир зарезан, он петух”?»
Все правильно. Будь Леонид — боже упаси — бардом, исполнителем баллад,
он мог бы без стеснения спеть под пошловатый перебор про изысканного
жирафа на озере Чад, перчатку с левой руки и волны с перехлестом.
Но Фёдоров сам музыкальный обэриут, и тексты ему нужны такие же —
написанные одноросчерковыми иероглифами, вроде процитированного им
выше. И подобно тому, как невысказываемое у самого Введенского и Хвостенко
возникает в зазоре между одним и другим образом, на «Романсах» гений
альбома поселяется в пространстве между мелодическим иероглифом музыканта
и вербальным — поэта. Причем возникает со всей, как сказали бы философы,
необходимостью — здесь «не кладут стихи на музыку», а, кажется, просто
подбирают, выделяют из окружающей среды единственно возможное для
этих строк оформление. Если «Безондерс» был блестяще озвученным томиком
обэриута и музыкантским свидетельством в почтении, то нынешние «Романсы»
— это их общая звуковая среда, где все трое — Введенский, Хвостенко
и Фёдоров — равны и равновелики. «Мы еще пробовали стихи Дмитрия
Озерского (клавишника и постоянного автора текстов группы “АукцЫон”.
— Ред.), но почему-то все песни на его тексты естественным образом
ушли», — объясняет Фёдоров. Кажется, никто не обижается, эта музыка
написала себя сама.
Ни бешеных запилов, ни истошного крика, ни трудновыносимых «экзерсисов»
— здесь нет никакого насилия над слушателем, обычно сопровождающего
поэзомузыкальные эксперименты. Никакого нарочитого артхауса — «Романсы»
доступны хоть для детского восприятия. Невыносимая тревога басовитых
духовых на следующей же песне сменяется искрящимся скрипичным уютом,
нарочито примитивное постукивание старенькой драм-машинки — хриплым
и шершавым, как похмельное утро в зимнем Питере, фортепиано. И даже
если в одной песне Фёдоров раскачается, дошаманится до крика, то уже
через пять минут зазвучит самый настоящий романс, под гитару и редко
бумкающий контрабас.
На прощание Фёдоров поделится нехитрым техническим трюком, которым
достиг ощущения звукового объема: запись делается практически без
наложений, все звучат одновременно. И микрофон, нацеленный на волковский
контрабас, ловит слабый отголосок федоровской гитары (а заодно засасывает
на пленку топот маленьких ножек в детской, кастрюлю, упавшую у соседа
сверху, и автомобильный гудок с улицы). И наоборот. Всего-то.
